| * * * Ложь, вражда и цепи коварства,
 Гибкой лести трусливой восторг.
 Погибали огромные царства,
 Не помог им расчетливый торг.
 Но не гибла душа христианства,
 Ей замены нигде не найти.
 Процветает непостоянство,
 Занимает собою пути.
 А учение Христа нетленно,
 А учение Христа не для драк,
 Неизменно оно, неизменно,
 И за ним торжество добра.
 
 * * *
 За речку уплыть дымом,
 Низко стелясь к воде.
 Радостно быть любимым,
 Но и тревожно вдвойне.
 И полюбить — счастье:
 Много, но все же несешь.
 Только вот дождь частый
 Может разрушить все.
 
 * * *
 И снова мыслью я опутан,
 Я словно в паутине в ней,
 Скользят минута за минутой,
 Но увязаю все сильней.
 Едва-едва воды движение,
 В ней небо и деревьев свод;
 Внизу, конечно, отражение,
 А может быть наоборот?
 
 * * *
 Жутко в ночном лесу,
 Страхи свой сбор трубят,
 Всякий корявый сук
 Смотрит врагом на тебя.
 Знаешь, что ты один,
 Совсем никого нет,
 Просто — зорче гляди,
 Чтоб не ударила ветвь.
 Надумана ночи вражда,
 Нельзя отдаваться ей.
 Легко убеждать себя,
 Но страх — он тебя сильней.
 
 * * *
 Я никуда отсюда не уйду,
 Меня отсюда вырвет только время.
 Осокорь на высоком берегу,
 Подмыты у осокоря коренья.
 Еще одна весенняя вода
 Наступит и напористей и злее;
 Ветвей его густые невода
 Остановить потока не сумеют.
 А берега они же не пусты,
 Когда метель декабрьская не свищет.
 А птицы, что селились средь листвы,
 Отыщут себе новое жилище.
 
 * * *
 Не время играть зарницами,
 Восторга искать суть;
 Дождик хочет пролиться
 В предзимнем унылом лесу,
 Где мох полинялый клоками,
 Где в каждой низине вода.
 За серыми облаками
 Идти неизвестно куда.
 
 * * *
 За очерченный круг не пробиться,
 А за кругом — вязкая сеть.
 Луговые травы поникли,
 Ночью травы в белой росе.
 И не рвусь я за эти сети
 Много лет, а не первый год.
 Заиграет роса на рассвете —
 Только краешек солнца взойдет.
 
 * * *
 Ветер цвета ночи,
 Света нет в окне.
 Только пару строчек,
 Вот что нужно мне.
 И листва на ветках
 Для минорных нот.
 Машут крылья ветра
 Черные как ночь.
 
 МОНОЛОГ
 
 «Что же ты орешь, как петел? —
 Говорит жена
 (я уже давно заметил —
 Умница она). —
 Настоящему мужчине
 Денег воз навстречь
 (Ладно хоть без матерщины
 Начинает речь). —
 Настоящие мужчины —
 Только в дом да в дом,
 И на это есть причины,
 Все у них ладом.
 Но, а ты шуршишь бумагой,
 Как за печкой мышь.
 Да, с такою работягой
 Точно зашуршишь.
 дО смерти не съездишь в Сочи,
 А ещё, блин, «муж».
 За себя всю жизнь ворочаю,
 За тебя к тому ж.
 Ох, везет отдельным бабам,
 Разодеты в пух,
 У одной мужик — прорабом,
 У другой — главбух.
 Вот и мой в бумагах тоже,
 Как в велюре вошь,
 Пишет-пишет, множит-множит,
 Толку ни на грош.
 Истрепал как тряпку нервы,
 Только и всего,
 Ох, не выдержу, наверно,
 Выгоню его!..»
 Нет, не выгонит, не трушу.
 Глазки в потолок.
 Все-таки приятно слушать
 Женский монолог.
 
 * * *
 Это, впрочем-то верно —
 известность — обман,
 А живут часто сносно горлохваты и хамы,
 Кто за пару рублей готов — по зубам,
 А за десять рублей — выставит рамы.
 Эх, поэт-неудачник и снова ты пьян,
 Посылаю тебе не удачу, привет.
 Что талант, да кому он нужен талант.
 Есть талант, только денег обычных нет.
 Ты уйдешь без некролога и цветов,
 Похоронят тебя на казенные средства.
 Да, как видно, ты к этому, парень, готов,
 Три десятка тетрадей оставив в наследство.
 
 * * *
 Любовь — обман, обман красивый,
 Мы все летим, как мотыльки
 На свет ее неугасимый,
 Другим попробуй отвлеки.
 Но обретаем и черствеем,
 Клянем её, её язвим.
 И, как обычно, не умеем
 Жить без нее средь грубых льдин.
 
 * * *
 Я не брошусь в безумном порыве,
 Не пожгу за собой мосты,
 Не запутаюсь в солнечной гриве,
 Да, желания мои просты.
 Дульцинея — простая кухарка,
 Принесет на тарелке поесть.
 Иногда мне бывает жалко,
 Что запрятано сердце под жесть.
 
 ЧЕРНЫЙ ОМУТ
 
 Пишешь мне, что не будешь другою,
 Но тебя часто видят с другим.
 Черный омут, глубокий омут,
 Что ты прячешь в своей груди?
 Вечер хмурые тучи гонит,
 А служить остается год.
 Черный омут, глубокий омут,
 И не всякий к тебе подойдет.
 Вековые деревья стонут,
 Я стою на твоем берегу —
 Черный омут, глубокий омут.
 Ветер иву сгибает в дугу.
 
 ЗАРИСОВКА
 
 В ольховые сети солнце поймали,
 А как его вынуть оттуда,  не знали.
 Достали, оплошность себе же простили,
 И снова в затон его отпустили.
 
 ВОЙНА ИДЕЙ
 
 Факсов стучат пулеметы,
 Валюты весна зелена,
 По обе стороны роты,
 А посредине война.
 Идет война мировая,
 Взметаются взрывы идей,
 Сознание людей разрывая,
 У миллионов людей.
 Вопят шовинисты сдуру,
 Горек им мира мед.
 Грудью б прикрыть амбразуру,
 Чтоб замолчал пулемет.
 
 * * *
 Давайте будем улыбаться,
 Хоть на душе октябрь лежит,
 Да это все же лучше, братцы,
 Чем тучей сумрак сторожить.
 Давайте солнечным зайчатам
 Откроем сердца близь и глушь,
 Не все ж печали нашей чапать
 По тротуарам наших душ.
 
 * * *
 И угор, и тропинка все та же,
 В переулке шумит детвора.
 Поглядишь, только это и скажешь:
 Их сегодня — твое вчера.
 В этом доме жила недотрога,
 У нее золотая нить.
 Поступила судьба строго,
 И решения не отменить.
 Постою я две-три минуты
 У знакомых этих ворот.
 Путь мой крепко был перепутан,
 Постепенно на место встает.
 Дом был продан семейству другому,
 Это просто — жилье поменять.
 То, что пройдено — не догонишь,
 Да и надо ли догонять?
 
 * * *
 Что ж мечтай ну хоть в чем-то
 Оставить себя;
 Они очень безжалостны
 Пули-года.
 Можно только продлить
 Нашей памяти срок;
 Чтобы там ни случилось,
 А память — парок.
 
 * * *
 Невидимы щупальцы-пальцы,
 В чем-то липком и грязном,
 На радостное косо пялятся
 Бесцветно, бездушно, безглазно.
 И часто им удается,
 И часто они торжествуют:
 За тучу заходит солнце,
 И гнезда в траве пустуют.
 Рушатся яркие домики,
 Сгорают цветные стены.
 Мерзкие эти пальцы —
 Делают грязное дело.
 
 |